Institute
Как читать «Божественную комедию» (часть 2)
Пятый эпизод
Как читать «Божественную комедию» (часть 2)
Итальянский специалист по Данте Клаудио Джунта продолжает делиться с русскоязычной аудиторией подсказками, как читать и понимать «Божественную комедию».
Google Apple Yandex Castbox

В «Комедии» Данте использует метрическую форму, которая в более ранних текстах не встречается. Вероятно, это его изобретение. Поэма Данте написана терцинами, где крайние строки тристишия рифмуются между собой, а средняя строка рифмуется с крайними строками следующей терцины; в результате все тристишия оказываются связаны в цепь. Терцина — открытая форма, которую можно повторять сколько угодно, в зависимости от потребностей рассказчика. Приведем пример рифмовки:

«О, мантуанца чистая душа,
Чья слава целый мир объемлет кругом
И не исчезнет, вечно в нем дыша,
Мой друг, который счастью не был другом,
В пустыне горной верный путь обресть
Отчаялся и оттеснен испугом.
Такую в небе слышала я весть;
Боюсь, не поздно ль я помочь готова,
И бедствия он мог не перенесть. C

Возможно, подобная схема выбрана из-за связанной с ней символики: в ней постоянно повторяется священное число «3» (три лика Троицы). Это возможно, но вовсе не обязательно, главное — терцина выполняет важнейшую повествовательную функцию: она позволяет добиться упорядоченного и однородного повествования, при этом, в отличие от парных рифм, она не создает монотонности. Выбрав для «Комедии» форму видЕния, Данте выбирает для этого видЕния и новую метрическую форму: наряду с октавой (которую введут позже, в середине XIVвека, — не исключено, что ее изобрел Боккаччо) дантовскую терцину будут использовать поэты, создающие повествование не в прозе, а в стихах. Например, терцинами написаны «Триумфы» Петрарки и «Любовное видение» Боккаччо.

Язык «Ада»

Описывая Ад, Данте нередко пользуется резким, подчеркнуто реалистичным и даже нарочито грубым языком. Форма должна соответствовать содержанию, природе видЕния, Данте говорит об этом в начале XXXII песни:

Когда б мой стих был хриплый и скрипучий
Как требует зловещее жерло
Куда спадают все другие кручи
Мне б это крепче выжать помогл
Сок замысла […]

Открывшееся глазам Данте зрелище (скованные льдом грешники) заслуживает «хриплого и скрипучего», то есть жесткого и резкого стиха. Чтобы добиться этого, в «Аде» Данте использует простонародные варианты (например, названия частей тела), не избегает он и откровенно грубых выражений (например, в XVIII песни он описывает грешника «густо отягощенного дерьмом»); в других случаях он перечисляет названия мест или имена персонажей с необычным, смешным или режущим ухо звучанием — например, в Злых Щелях грешников наказывают Хвостач, Тормошило, Косокрыл, Борода, Клыкастый Боров, Собачий Зуд и Кривляка.. Важно, что Данте ставит подобные слова в конце стихотворной строки, усиливая и подчеркивая их неблагозвучность благодаря рифме. Так, в начале VII песни двадцать одна стихотворная строка завершается рифмующимися словами aleppe, закричал, свирепей, ободрял, скал, злобы, волк, утробы, смолк, полк, ветрила, сила, мук, круг и т.д. Даже если читатель сразу не поймет, о чем речь, что имеет в виду поэт, само звучание слов создаст впечатление чего-то свирепого, беспощадного, соответствующего страшному месту, в котором оказался Данте.

Язык «Чистилища» и «Рая»

Ясно, что в отличие от описания Ада описание Чистилища и Рая требовали совсем иного стиля. Данте нужно было рассказать об ангельских чинах, описать форму и предназначение разных небес, рассмотреть непростые богословские вопросы. Кроме того, здесь перед глазами Данте не материальная, плотская реальность, состоящая из грешников и их наказаний, а мир чистых духов, которые уже стали или когда-нибудь станут блаженными. Язык неизбежно оказывается более изысканным, далеким от обыденного. Поэтому Данте широко использует латинизмы, нередко заимствованные из богословских и научных текстов. В «Рае» есть даже целые отрывки, написанные на латыни, — например, в XV песни (28 – 29), когда звучат слова предка Данте Каччагвиды: «O sAnguis mEus, o superinfUsa / grAtia DEi» («О кровь моя, о свыше излитая милость божия, кому, как тебе, была когда-либо дважды открыта дверь неба?»).Требуется описать нечто далекое от всякого человеческого опыта. Нетрудно представить, как устроен Ад, достаточно нарисовать в воображении самые страшные сцены. Куда сложнее создать убедительное описание Рая. Данте вместе с подробностями своего видЕния иногда придумывает передающие его слова — неологизмы или необычные описания, например, «Я упредить вопрос твой был бы рад, / Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться» (то есть «если бы я мог проникнуть в твои мысли, как ты проникаешь в мои»)

Фигуры речи

Давайте сравним фигуры речи. В то время как три кантики заметно отличаются по стилю и лексике, единство поэмы среди прочего обеспечивает использование на всем ее протяжении одних и тех же риторических приемов. Главный из них — сравнение. Сравнение вообще характерно для крупных эпических произведений, для торжественного стиля, подражающего Гомеру и Вергилию. Данте также идет по следам древних авторов: в «Комедии» можно обнаружить десятки сравнений разного рода и объема, кстати, они почти никогда не выполняют чисто декоративную функцию. Дело в том, что мы находимся в загробном мире, никто никогда не видел и не описывал то, что видел и описал Данте, поэтому зачастую без сравнения не обойтись, не обойтись без опоры на то, что читатель знает по собственному опыту — тогда он легко вообразит все, что не может увидеть своими глазами. Вот почему в сравнениях часто возникают предметы и сценки из повседневной, обыденной жизни, что ничуть не снижает стиль повествования. Например:

Как, мямля жвачку, тихнет стадо коз
Которое, пока не стало сыто
Спешило вскачь с утеса на утес
[…
Так в эту пору были мы все трое.

Толкования «Комедии»

Первыми толкователями «Комедии» были старинные комментаторы. У «Комедии» есть одна особенность — не уникальная, но все же редкая: ее начали комментировать очень быстро, спустя несколько лет после ее появления. С года смерти Данте (1321) и до конца XIV века появилось около десятка частичных или полных комментариев к поэме. Что ценного сообщают нам авторы старинных комментариев? Прежде всего, они написаны литераторами, жившими в эпоху, близкую к дантовской. Среди них были даже сыновья Данте — Якопо прокомментировал «Ад», а Пьетро — всю поэму. Сведения, которые сообщают эти комментаторы, современники или почти современники поэта, особенно полезны в двух отношениях.

Во-первых, в старинных комментариях говорится о событиях и персонажах, принадлежащих не к большой истории, а к местной хронике — о том, что уже покрыто завесой забвения, что не упоминается ни в каких других источниках — ни старых, ни новых. Например, кто такой флорентинец Филиппо Ардженти, которого Данте помещает среди насильников? Средневековые историки о нем не упоминают, все, что мы знаем, известно из новелл Боккаччо и Саккетти, а главное — из заметок комментаторов XIV века к VIII песни «Ада».

Во-вторых, старинные комментаторы ближе нас к Данте не только по ментальности, но и по языку: непонятные нам слова и выражения были тогда хорошо известны и, вероятно, по-прежнему употреблялись первыми читателями поэмы; их наблюдения для нас особенно ценны точным, дословным толкованием отдельных мест (пройдет семь веков, и исследователям литературы нашего времени также придется заглядывать в словари и нынешние комментарии, объясняющие значение слов и конструкций, которые к тому времени выйдут из употребления). 

Старинные комментарии интересны еще и тем, что в них указано на различие между буквальным и аллегорическим смыслом — на протяжении столетий на это будут опираться при толковании поэмы. Один из первых комментаторов Данте, его сын Пьетро, писал, что «Комедию» не следует понимать в буквальном смысле, потому что в подобном случае она ничему не научит. Это любопытное замечание, из которого мы можем сделать два вывода. Во-первых, для человека Средневековья всякое повествование призвано выполнять нравственную задачу: литература нужна, чтобы чему-то научить, всякая другая литература вообще не нужна. И если к рассказам о чудесах в рыцарских романах и эпических произведениях относились терпимо, повествование о пережитом лично, как у Данте, облеченное в форму сверхъестественного видЕния, обязано было содержать нравственные поучения. Во-вторых, из слов Пьетро мы понимаем, что наиболее подходящим способом донести до читателя подобные поучения считалась как раз аллегория.

Разграничение между выдумкой и сказкой, несущими буквальный смысл, и понятием концепций, открывающих аллегорический план, постоянно присутствует в средневековых комментариях. В 1373 – 1374 годах в церкви Санто-Стефано-ин-Бадия Боккаччо читает и объясняет жителям Флоренции первые семнадцать песен «Ада», в своем комментарии он проводит четкое различие между буквальным и аллегорическим повествованием; другие комментаторы XIV столетия, например, Бенвенуто да Имола или Франческо да Бути, подчеркивают стремление «приподнять завесу и обнажить скрытые смыслы» поэмы или «проникнуть под корку букв».

Как загробный мир рассказывает о жизни на земле

Хотя действие происходит в воображаемом загробном мире, «Комедия», прежде всего, рассказывает о земной действительности. Три царства, по которым странствует Данте, населены реальными, историческими персонажами: у прОклятых грешников, душ Чистилища и блаженных есть имена и фамилии — многих из них Данте ранее встречал в земной жизни. Они символизируют пороки и добродетели, которые поэт хочет наказать или похвалить, но при этом они ни на мгновенье не перестают быть личностями, историческими персонажами — все они когда-то жили на самом деле.

Следовательно, в «Комедии» Данте, кроме всего прочего, дает оценку историческим персонажам и событиям своего времени. В постоянном обращении к современности заключается основное различие между «Комедией» и другими великими произведениями как античной, так и романских литератур. В них действие почти всегда перенесено в прошлое (например, в «Илиаде») или в вымышленный мир (например, в «Романе о Розе») и не связано с подлинной исторической действительностью. Поэтому буквальный смысл поэмы — суждения об умерших людях и о современных Данте событиях, переживания и мысли главного героя, — все это имеет огромное значение: выдающийся филолог Эрих Ауэрбах назвал Данте «поэтом земного мира», подчеркнув именно эту особенность его произведения.

Однако замысел Данте куда амбициознее. Средневековые читатели привыкли толковать Священное Писание, выискивая различные смыслы: они воспринимали описанные в Библии факты и события как аллегорию, то есть рассказ о событиях, которые намекают на другие, произошедшие позже события. Например, по их мнению, грехопадение Евы в Ветхом Завете предвещало искупление ее греха через Марию в Новом Завете; грехопадение Адама в Ветхом Завете искупила в Новом Завете жертва Христа, и так далее. Рассказ об освобождении евреев из Египетского плена в книге «Исход» прочитывался как аллегория нравственной истины, как рассказ об освобождении души от греха и о вечном спасении.

Подобный подход к толкованию текста применим и при чтении некоторых мест из «Комедии». В поэме присутствуют явно аллегорические образы. Например, когда души праведников в «Рае» располагаются так, что их свет образует фигуру орла, Данте очевидно отдает дань уважения имперскому орлу и самой идее империи. То же самое происходит с фигурами, которые имеют аллегорическое значение, хотя не вполне понятно, к чему они отсылают. Например, в I песни поэмы три диких зверя, преграждающие путь Данте (волчица, рысь и лев), — это символы трех смертных грехов: корыстолюбия, сладострастия и гордыни.

Кроме того, некоторые из персонажей Данте, не переставая быть людьми, приобретают значение, выходящее за рамки их личности. Например, Вергилий на протяжении всей поэмы остается автором «Энеиды», Беатриче — женщиной, которую Данте любил в юности. Однако, становясь проводниками по загробному миру, они превращаются в символы чего-то большего: Вергилий — это еще и образ мудреца, образ человеческой мудрости (мудрости, которой самой по себе не достаточно для созерцания божественного и для спасения, поэтому Вергилий пребывает в Лимбе и расстается с Данте перед Земным Раем); Беатриче это также мудрость, знание, но мудрость в христианском смысле, сочетающая в свете благодати деятельную и созерцательную жизнь.

Повторимся, этот вовсе не означает, что Вергилий и Беатриче — просто символы, скорее наоборот. Их человечность, то, что они не просто символы, делает их запоминающимися: возьмем сцену, в которой Беатриче обращается с Данте ласково, как с другом, или трогательную сцену в III песни «Чистилища», когда Вергилий сожалеет о том, что не узнал Христа и что он навеки осужден пребывать в Лимбе:

Ты видел жажду тщетную таких
Которые бы жажду утолили
Навеки мукой ставшую для них
Средь них Платон и Аристотель был
И многие». И взор потупил о
И смолк, и горечь губы затаили.

Персонажи «Комедии»

«Комедия» похожа на муравейник: с каждой песней в ней появляются десятки и сотни новых имен, всякое — с собственной индивидуальностью, с собственной историей. Данте успевает поговорить не со всеми персонажами, это было бы просто невозможно. По большей части он только видит своих героев и называет их. Например:

Я зрел Электру в сонме поколений
Меж коих были Гектор, и Эней
И хищноокий Цезарь, друг сражений
Пентесилея и Камилла с не
Сидели возле, и с отцом — Лавина
Брут, первый консул, был в кругу теней.

В «Комедии» часто встречаются подобные перечни имен (как в поэмах Гомера и в «Энеиде Вергилия, у которого Данте научился многим повествовательным приемам). Иногда Данте не видит своих персонажей, а слышит их имена от душ, которые попадаются ему на пути: например, в XXXIII песни «Ада» он узнает от инока Альбериго о том, что среди наказанных за предательство есть и Бранка д’Орья, который в этой сцене не появляется. С небольшим числом персонажей, которых Данте видит или о которых ему сообщают, он ведет беседу, которая может длиться несколько стихотворных строк или почти всю песнь: самым ярким героям поэмы (Франческа, Фарината, Улисс, Уголино, Манфред, Каччагвида и другие) Данте дарит не один десяток строк, чтобы те подробно поведали о себе

Кого же Данте встречает на своем пути? Во-первых, это мужчины и женщины, о которых Данте читал в старинных поэмах, — в «Энеиде» Вергилия и «Метаморфозах» Овидия. Из «Энеиды» он заимствует и помещает в различные круги Ада таких персонажей, как Дидона (влюбившаяся в Энея финикийская царица) или Синон (он убедил троянцев втащить в город деревянного коня, в котором спрятались греческие воины). Из «Метаморфоз» Овидия Данте заимствует таких героев, как Тиресий или Минотавр. Однако в поэме действуют не только персонажи античной литературы: в V песни «Ада» Данте видит Тристана, героя бретонского цикла, историю которого записали поэты Беруль и Томас приблизительно за сто лет до рождения Данте. Значит, Данте не только перемешивает исторических и литературных персонажей, но и выводит на одну сцену вымышленных героев, принадлежащих к самым разным традициям.

Во-вторых, это персонажи, которых Данте заимствует из Ветхого и Нового Заветов, — например, строитель Вавилонской башни Нимрод или осудивший Иисуса первосвященник Каиафа. Важно помнить, что Данте воспринимал персонажей «Энеиды» и библейских персонажей как реальных исторических лиц. Он не сомневался в том, что Эней жил на самом деле, как и все остальные перечисленные выше «литературные» герои. Данте не различает историю и вымысел так четко, как различаем мы сегодня, то, что мы воспринимаем как плод фантазии, для него не отличается от рассказа об исторических событиях.

В-третьих, Данте встречает персонажей древней и средневековой истории, о которых он читал в книгах латинских и средневековых авторов, — египетскую царицу Клеопатру, императора Траяна или императора Юстиниана.

В-четвертых, Данте встречает тех, кто жил за несколько лет или десятилетий до него, — например, в X песни «Ада» главу флорентинских гибеллинов Фаринату дель Уберти (скончавшегося за год до рождения Данте), поэтов Бонаджунту Орбиччани и Гвидо Гвиницелли. Иногда он встречает тех, с кем не был лично знаком, — например, Форезе и Пиккарду Донати.

В-пятых, в «Комедии» присутствуют очевидно символические фигуры: Харон, кентавры, великан Герион. Это не столько персонажи, сколько «функции»: Харон перевозит души умерших, кентавры сторожат погруженных в воды Флегетона насильников, Герион переносит Данте и Вергилия в Злые Щели. И в этом случае Данте вдохновляется классической мифологией. Например, в шестой книге «Энеиды» мы встречаем адского кормчего Харона, который перевозит через реку Ахерон души умерших; в той же книге описаны другие чудовища, которые появятся в нарисованном воображением Данте Аду: кентавры, гарпии, Медуза. Данте придумал подземный мир, полный страданий, отчаянья, мучений, пищу его фантазии давали ситуации и персонажи, о которых он читал в латинских поэмах, — не только у Вергилия, но и у Овидия, и у Лукана.

Посмотрим на самого Данте не только как на поэта, но и как на персонажа, совершающего путешествие ради собственного спасения. Персонажи «Комедии» существуют благодаря тому, что они взаимодействуют с Данте — поэма воспринимается как дневник или автобиография. Один Данте способен видеть, размышлять, попадать в те или иные ситуации. В отличие от трагедии, эпоса или романа в дантовской «Комедии» ни разу не звучат слова «а тем временем…», за которыми следует рассказ о происходящем в тот же самый момент на другой сцене, в другом месте. Сцена одна — та, которую видит своими глазами Данте-персонаж. Нет параллельного времени, в котором параллельно происходят другие события. Как не может быть другого мнения. Данте рассказывает только о том, что он лично видел, испытал, узнал от своих провожатых или от душ, которых он встречает и с которыми ведет беседу. Иначе говоря, Данте — одновременно поэт, тот, кто рассказывает историю, и персонаж, главный герой этой истории; благодаря двойной роли Данте мы всё видим его и только его глазами.

Данте — вовсе не нейтральный наблюдатель: то, что он видит, персонажи, которых он встречает, непосредственно касаются его самого. На то есть две причины. Первая — он совершает это путешествие в том числе ради собственного спасения. Во второй песни «Ада» об этом ему говорит Вергилий: Беатриче спустилась из Рая и поручила ему, Вергилию, помочь Данте, который переживает настолько тяжелый духовный кризис, что рискует потеряться. Следовательно, Данте не только рассказчик и не только свидетель: он главный герой путешествия, тот, кто, приобретя новый опыт, сумеет изменить свою жизнь.

Вторая причина, по которой Данте не может быть нейтральным наблюдателем, заключается в том, что персонажи, которых он встречает на своем пути, вызывают у него сильнейшие чувства. Данте встречает гибеллина Фаринату дель Уберти и беседует с ним о недавних событиях во Флоренции; он встречает папу Николая III и беседует с ним о Церкви; встречает Франческу и разговаривает с ней о любви. И это не холодные разговоры, Данте не просто слушает. Напротив, диалог нужен, прежде всего, чтобы Данте высказал свои идеи, поделился своими взглядами на историю Флоренции, на церковные обычаи или любовь: идеями и взглядами, которые нередко не совпадают с мнением его собеседников, из-за этого диалог, особенно в «Аде», часто превращается в оживленную дискуссию и даже в ссору. В общем, главный герой «Комедии», персонаж Данте — одновременно человек раскаивающийся, который, стремясь к спасению, проходит через загробный мир, и человек думающий, отстаивающий свою точку зрения, формулирующий суждения. Это определят двойной регистр «Комедии»: поэма Данте, говоря современным языком, — одновременно рассказ о приключениях и неспешные размышления на все темы, которые были дороги Данте как человеку, — политика, любовь, вера, дружба.

Реальное и воображаемое

То, что души умерших рассказывают Данте, по большей части отражает то, что сам Данте узнал из книг или рассказов об этих персонажах. К подобной объективной информации, которую он берет за основу, Данте прибавляет выдуманные им подробности, чтобы герои не казались застывшими, — так поступают и современные прозаики. Однако он прибавляет и кое-что еще. Приведем пример. В третьей песни «Чистилища» описание смерти сына императора Фридриха II Манфреда повторяет описание смерти Палинура в шестой книге «Энеиды». Палинур падает в море, доплывает до берега, но живущее там «дикое племя» его убивает, и теперь, — рассказывает Палинур, — «катают меня у берега ветер и волны». Так и убитый в Беневенто анжуйцами Манфред горюет из-за того, что архиепископ Козенцы приказал вырыть его останки: «Теперь в изгнанье брошены они / под дождь и ветер, там, где Верде льется, / Куда он снес их, погасив огни». Разница очевидна: в первом случае это происходит с выдуманным персонажем: Вергилий выдумал Палинура и может делать с ним, что угодно. Во втором случае умерший, его смерть — подлинные, исторические факты: Данте воспользовался легендой о гибели Манфреда и о его предсмертном раскаянии, пересказав все по-своему.

Что знает Данте? Или делает вид, что знает

Благодаря способности видеть истинное положение вещей, Данте точно знает, куда попали встреченные им люди — в Ад, Чистилище или Рай. Следовательно, ему известно об их земной жизни то, что никому, кроме непосредственных участников событий, знать не дано: кто убил Пию деи Толомеи; что произошло с телом Манфреда; как закончил свою жизнь Улисс (в источниках об этом не сказано) и так далее. Следовательно, можно утверждать, что Данте-автор обладает тремя родами знаний: (1) он знает душу и мысли исторических персонажей, который он выводит на сцену, как романист знает душу и мысли персонажей, который он сам и создает; (2) он знает тайные подробности их жизни и смерти, как знал бы историк, обладай он полными и достоверными сведениями; и, наконец, (3) он знает, какая судьба ждет его персонажей после смерти (эта судьба может не совпадать с тем, что думают люди: например, все считают, что Манфред осужден на муки, а Данте помещает его в Чистилище, поскольку тот перед смертью успел раскаяться в своих грехах). Повторим: Данте знает, какая судьба ждет его героев после смерти, — так же, как знает это Господь Бог.

[1] «Божественная комедия» цитируется в переводе М. Лозинского, остальные произведения цитируются по изданию Данте Алигьери «Малые произведения», М., «Наука», 1968. (переводы И. Голенищева-Кутузова, Е. Солоновича, А. Габричевского).